Москва — Варшава: о чём забыли наследники пана Пилсудского
На днях Варшава, промолчав, по сути, о Керчи, в очередной раз озвучила угрозы в отношении российско-германского газопровода «Северный поток 2».
Начальник польского государства Юзеф Пилсудский и его преемник маршал Эдвард Рыдз-Смиглы
Ярый русофоб, бывший когда-то соратником русских революционеров, «пан Юзеф» на старости лет оказался отнюдь не против так или иначе договариваться по многим вопросам с Советами.
И даже привести её к повторению трагической судьбы в конце XVIII века.
Впрочем, Марк Алданов ещё при жизни начальника польского государства писал, что «в маршале Пилсудском живут одновременно самые разные, как будто несовместимые настроения». А вот его куда менее авторитетные соратники, похоронив диктатора, словно сорвались с цепи и откровенно соревновались в антисоветской риторике.
Тогда в ответ на предложение советского наркома обороны К.Е. Ворошилова о поставках военных материалов Польше, сделанное 26 августа 1939 года, польский маршал заявил: «Если с немцами мы потеряем свою свободу, то с русскими – свою душу». Стоит ли напоминать, чем это кончилось для Второй Речи Посполитой?
Но так ли уж расходились и расходятся сейчас бессрочные стратегические интересы Польши и СССР-России, вопросы обеспечения их безопасности?
Понятно, что высшие чины современной Польши, с их обязательной поддержкой незалежной, не вспоминают об этом, даже когда требуется слегка осадить зарвавшихся майданных политиков.
Документы свидетельствуют, что ту же ОУН с начала 1930-х годов «курировал» не только Берлин:
О том же писал посол в Лондоне, а затем и польский президент в изгнании, уже 80-х годов Эдвард Рачинский: Е. Raczyński, «W sojuszniczym Londynie. Dziennik ambasadora Edwarda Raczyńskiego: 1939–1945; Londyn, 1960.
Сегодня его цитирует даже украинская пресса.
Ради того чтобы противостоять Германии, Пилсудский, как настоящий прагматик, готов был принимать помощь не только от старых союзников, но и от старых врагов, таких как Советская Россия.
В нацистских планах многочисленных аннексий Данцигский коридор — отнюдь не мелочь, занимавшая одно из первых мест
Но практически все обнадёживающие стратегические тенденции в отношениях между Варшавой и Москвой вскоре были прерваны «наследниками» Пилсудского, которые с завидной лёгкостью ориентировались то на Лондон с Парижем, то на Берлин. Но только не на Москву.
Принципиально, имея весьма протяженную совместную границу, проходящую вблизи крупных промышленных центров и транспортных узлов, две страны так или иначе должны были быть заинтересованы в долгосрочном сотрудничестве. Однако, наследники Пилсудского, попробовали взглянуть на дело совсем иначе.
Но вернёмся к началу 30-х. 30 августа 1931 года И.В. Сталин направил письмо Л.М. Кагановичу: «…почему не сообщаете ничего о польском проекте пакта (о ненападении), переданного Патеком (тогдашним польским послом в Москве) Литвинову?
Было бы смешно, если бы мы поддались в этом деле общемещанскому поветрию «антиполонизма», забыв хотя бы на минуту о коренных интересах революции и социалистического строительства» (Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 годы. Москва: РОССПЭН, 2001. Стр. 71-73; РГАСПИ, фонд 81. Oп. 3. дело 99. лист 12–14. Автограф).
И.В. Сталин и Л.М. Каганович
Вскоре, 7 сентября, в новом письме Кагановичу Сталин обвинил Л.М. Карахана (тогдашнего замнаркома иностранных дел СССР) и самого М.М. Литвинова, что они «…допустили грубую ошибку в отношении пакта с поляками, для ликвидации которой необходимо более или менее продолжительное время». И уже 20 сентября Политбюро, продублировав это мнение Сталина, приняло окончательное решение: добиваться заключения пакта о ненападении с Польшей. Этот документ и был подписан в 1932 году.
Схожие мирные тенденции проявлялись и с польской стороны.
Аналогичным по характеру был и визит представителя Пилсудского по спецпоручениям, Богуслава Медзиньского, в Москву в 1932 году.
Особенно впечатляет стенограмма его беседы со Сталиным, который в итоге сделал уникальный жест: он не только пригласил Медзиньского на Первомайский парад: польскому гостю было отведено место на праздничной трибуне у мавзолея Ленина. Чуть позже, уже в 1934 году Сталин отмечал, что «оказавшийся меж двух огней (фашистской Германией и Советским Союзом) Ю. Пилсудский хотел выйти из этой ситуации через польско-советское сближение. А оно сохраняется и в интересах СССР».
Польский диктатор, вопреки ожиданиям его подчинённых, даже не пытался помешать польским предпринимателям идти на сближение с Советами.
Также были подписаны документы научного обмена, о гастролях польских артистов в СССР и советских в Польше. Плюс к тому, в августе 1934 года в порту Гдыня (единственном порте Польши на Балтике) впервые побывала с дружеским визитом военно-морская делегация СССР.
А в конце января 1935 года Ю. Пилсудский, несмотря на то, что был серьёзно болен, пригласил на охоту Германа Геринга, тогдашнего нациста № 2. Геринг, никогда и никого не стеснявшийся, чуть ли не сразу предложил маршалу организовать вместе поход на Украину, однако получил от него чёткий ответ: «Польша заинтересована в мирных отношениях с СССР, с которым у неё общая граница протяженностью в тысячу километров».
Геринг опешил, но в беседах с Пилсудским больше к этой теме не возвращался.
Геринг освоился в Беловежской пуще ещё до оккупации Польши. На фото — с польским президентом Мосцицким, вторая половина 30-х гг.
В этом смысле очень показательна справка полпредства СССР в Польше о польско-советских взаимоотношениях от 5 ноября 1933 года:
На ближайшее будущее политика Польши будет в «балансировании» между Востоком и Западом. Но продолжая линию на сближение с нами, Польша будет и дальше стремиться не связывать себе руки».
После кончины Ю. Пилсудского (в мае 1935 года) польско-советские отношения, в отличие от польско-германских, снова стали ухудшаться. Среди прочего, и из-за польского участия в разделе Чехословакии по Мюнхенскому сговору.
Аппетиты новых польских лидеров сразу резко возросли, и они уже разрабатывали планы военного вторжения в Литву, которая так и не смирилась с потерей Вильнюса ещё в 1920 году. За маленькую прибалтийскую республику тогда вступился СССР, что впоследствии намного облегчило процесс её присоединения к Союзу.
Почти одновременно с этим произошло и тщательно замалчиваемое сегодня отторжение у Литвы Мемеля – нынешней Клайпеды, хладнокровно проделанное Германией в марте 1939 года.
И предпочли не обращать должного внимания на агрессивные, шовинистические планы и конкретные действия нацистов. Характерно, что в эту «ловушку», искусно созданную Берлином, попали и сами советско-польские отношения.
А ведь немецкий «Drang nach Osten» не делал практически никаких различий между Польшей и Россией. Не случайно, под прикрытием дипломатического флёра, Германия сразу после кончины Пилсудского резко активизировала работу с западноукраинским националистическим подпольем в Польше.
В том числе и в период эвакуации разгромленных польских войск и гражданских лиц в Румынию. «Дефензива» ничего этому противопоставить не смогла, так как её сотрудничество с НКВД против ОУН прекратилось уже с 1937 года.
Возьмём на себя смелость сделать вывод, что у правящих кругов и Польши и СССР после кончины Ю. Пилсудского, похоже, не доставало понимания ситуации и стремления подняться выше сиюминутных взаимных симпатий и антипатий.
Мы вполне обоснованно не перестаём критиковать за подобное «миротворчество» Англию и Францию, хотя сами, пытаясь отвести нацистскую угрозу от себя, увы, ушли от них в своей внешней политике, совсем недалеко.
Как считают многие эксперты, и пакт Молотова — Риббентропа, и даже 1 сентября 1939 года можно было предотвратить, если бы Варшава и Москва нацелились пусть на вынужденное, но более тесное военно-политическое сотрудничество друг с другом в преддверии уже реальной германской угрозы.
Тем более что, согласно ряду оценок, «прагматический» оборонный пакт СССР и Польши (в дополнение к их пакту о ненападении) вполне позволил бы блокировать германские войска в Восточной Пруссии и укрепить обороноспособность Гданьска (Данцига) — «вольного города» до германской агрессии против Польши.
Естественно, на сентябрьскую польскую катастрофу 1939 года сильнее всего повлияла столь же странная, как и последующая «странная война», политика Великобритании и Франции в ходе военно-политических переговоров с СССР.
Сегодня хорошо известно, что делегации наших будущих союзников даже не имели полномочий подписывать военное соглашение с СССР, ну а «странная война» только подтвердила, что Лондон и Париж намеренно «сдали» Польшу.
- Алексей Подымов, Алексей Чичкин
1,348 просмотров всего, сегодня нет просмотров